Влияние императрицы Александры Федоровны на политические решения Николая II перед Первой мировой войной
Вопрос о политическом влиянии императрицы Александры Федоровны на Николая II не раз поднимался отечественными историками. Основное внимание, как правило, уделялось переписке периода Первой мировой войны1: именно с июня 1915 г., когда император уехал в Ставку, царица стала часто затрагивать политические сюжеты, обсуждая и критикуя министров2. Но вне поля зрения остается довольно значительный пласт довоенной переписки, который также нуждается в исследовании. Анализ этих писем позволяет понять, насколько велико было вмешательство Александры Федоровны в политику Николая II, и раскрыть ее политическое мировоззрение.
Николай II с супругой на крыше Большого Кремлевского дворца. 1903 г.Николай II с супругой на крыше Большого Кремлевского дворца. 1903 г. Николай II с супругой на крыше Большого Кремлевского дворца. 1903 г.
«Нужно заставить их прислушаться»
Баронесса Софья Буксгевден, близкая подруга императрицы, в своей книге «Венценосная мученица» писала, что до Первой мировой войны «императрица едва затрагивала в своих письмах вопросы политики»3. Действительно, судя по переписке, император и императрица о политике не упоминали, однако Александра Федоровна могла давать определенные советы мужу. Так, 22 июля 1902 г. она послала Николаю II, который в это время был в Ревеле на встрече с кайзером Вильгельмом, письмо следующего содержания: «Но наш дорогой друг (Низье Антельм Филипп — французский маг-медиум и мартинист. — Авт.) поможет тебе ответить на вопросы Вильгельма. Будь дружественным, но строгим, чтобы он (кайзер. — Авт.) понял, что он не смеет шутить с тобой, и чтобы он научился уважать и бояться тебя»4. Здесь можно отметить два момента: первый — доверие Александры Федоровны Филиппу, к которому она считала нужным прислушиваться, — придворному экстрасенсу, предсказавшему рождение наследника Алексея в 1904 г. (напрашивается параллель с еще одним целителем, который появился позже, — Г.Е. Распутиным); второй — совет быть более строгим к кузену, дабы тот почтительно относился к российскому монарху. Рекомендации подобного рода императрица будет давать и в дальнейшем. Это говорит о ее восприятии монарха как строгого самодержца, которого должны бояться и уважать, причем не только его подданные, но и главы других государств.
Во время Русско-японской войны 1904-1905 гг. Александра Федоровна занималась организацией медицинской помощи раненым. Вот как описывает ее деятельность Буксгевден. Она «организовала в Эрмитаже особую мастерскую, или склад, предназначенный для того, чтобы комплектовать санитарные поезда, снабдив их теплой одеждой для воюющих солдат и медикаментами»5. Из переписки видно, что императрица живо интересовалась военными событиями. 28 июня 1904 г. она писала Николаю II: «Я боюсь, что Ляоян должен быть эвакуирован, если Куропаткин не сможет атаковать их (японские войска. — Д.Р.) с полной силой. …Действительно ли наши потери при Порт-Артуре были столь велики?»6 В другом письме она негодовала по поводу действий японской армии, которая обстреливала русские госпитали и даже требовала послать «колоссальный протест» через Англию и Германию — «нужно заставить их прислушаться». Александра Федоровна советует Николаю II указать в телеграмме, что особую заботу нужно проявить к семьям защитников Порт-Артура — «тогда они смогут умереть спокойно»7. Здесь прослеживаются первые попытки влияния императрицы на действия Николая II в большой политике, хотя нужно отметить, что она затрагивала проблему из своей области — помощи раненым солдатам.
«Рядом с Ники нет никого…»
9 января 1905 г. в Петербурге была расстреляна делегация рабочих, возглавляемая священником Георгием Гапоном. Этот день вошел в историю как «Кровавое воскресенье» — событие, положившее начало революции 1905 г. Александра Федоровна впервые столкнулась вплотную с внутренней политикой; она была в смятении, что показывает ее письмо сестре Виктории Баттенбергской (27 января 1905 г.): «Ты можешь понять, через какой кризис мы сейчас проходим! …Моему бедному Ники слишком тяжело нести этот крест, тем более что рядом с ним нет никого, кто мог бы оказать ему реальную поддержку или на кого он мог бы полностью положиться. …Коленопреклоненно я молю Господа наделить меня мудростью, которая позволила бы мне помочь мужу в решении этой нелегкой задачи. Я ломаю голову над тем, где найти подходящего человека в правительство, и ничего не могу придумать». Императрица сетовала на недостаток кадров: «Теперь же просто не из кого выбирать: одни слишком стары, другие слишком молоды. Великие князья не подходят, а наш дорогой Миша все еще ребенок…» Совершенно очевидно, что Александру Федоровну (впрочем, как и других представителей политического слоя Российской империи) революция застала врасплох. Она впервые коснулась темы назначения министров, что было для нее в новинку: ранее с этой сферой она не сталкивалась. Александра Федоровна стремится разделить бремя власти, тем самым облегчив его для Николая II, но в то же время отмечала кадровый вакуум, образовавшийся в политической элите страны. Вину за это она возлагала на Александра III: «Если бы его отец общался в свое время с большим количеством людей, он мог бы собрать лучших из них вокруг своего сына, и сейчас у нас были бы необходимые кандидатуры на самые важные посты»8.
Интересно, как Александра Федоровна оценивала причины начавшейся революции. Она считала, что «кровавое воскресенье» являлось провокацией, из-за которой «бедные рабочие» вынуждены были пострадать; по ее мнению, «русский народ всецело предан своему Государю, а революционеры пользуются его именем, чтобы настроить крестьян против помещиков и т.д. — я только не знаю, как они это делают»9. Эту веру в лояльность народа своему монарху можно не раз еще проследить в письмах императрицы. Вновь она выражала желание облегчить бремя власти, которое нес ее муж: «Как бы я хотела быть по-настоящему умной, чтобы оказать Ники реальную поддержку!»10
Таким образом, в годы первой русской революции императрица начала интересоваться вопросами политики и, как любящая супруга, хотела помочь своему мужу «нести этот крест» в период острого политического кризиса. Уже тогда Александра Федоровна начала задумываться о поиске кандидатов на ту или иную должность, однако пока что не предлагала Николаю II конкретных личностей.
Влияние Распутина
Софья Буксгевден утверждала, что в 1905-1909 гг. императорская чета не предпринимала поездок по стране и за рубеж: «Император должен был находиться в постоянном контакте со своими министрами»11. Это подтверждает и количество писем Александры Федоровны Николаю II: если в 1904 г. она написала ему 34 письма (император в годы Русско-японской войны постоянно находился в разъездах по стране), то за период 1905-1909 гг. — всего 12. Фрейлина отмечала, что круг общения Александры Федоровны становился с каждым годом все уже, а сама императрица большую часть времени уделяла воспитанию детей, из-за чего «постепенно утратила то уважение, которое она приобрела после рождения сына»12. Кроме того, ее состояние (как физическое, так и душевное) подрывало постоянное волнение и забота о наследнике цесаревиче Алексее Николаевиче, больном гемофилией.
Нужно отметить, что забота о сыне была тесно связана с политической составляющей. Александра Федоровна, от которой так долго (на протяжении 8 лет) ждали рождения наследника престола, чувствовала на себе большую ответственность за сохранение жизни Алексея, который мог умереть от несвертываемости крови; это вызывало у нее постоянную тревогу. Как отмечал ее биограф, немецкий историк Э. Хереш, императрица после рождения сына стремилась не только сохранить ему жизнь, но и «спасти для него «неприкосновенной» (от парламента) корону». Кто выступал против этого — становились в ее восприятии врагами монархии; эта логика распространялась и на тех, кто критиковал Г.Е. Распутина — спасителя царевича13.
Фигура Распутина очень важна для раскрытия политического мировоззрения Александры Федоровны. Старец, пришедший в Петербург из сибирской деревни Покровское, был введен во дворец и представлен Николаю II в 1905 г. черногорскими великими княгинями Милицей и Анастасией (на тот момент близкими подругами императрицы). Тех, в свою очередь, с Распутиным познакомил архимандрит Феофан (Быстров) (в будущем — ректор Санкт-Петербургской духовной академии), который поначалу отзывался о нем «в самых восторженных выражениях как о выдающемся подвижнике»14. Неудивительно, что если Распутину удалось очаровать столь богословски образованного человека, как Феофан, то и на мистически настроенную императорскую чету он смог оказать влияние. К тому же, почва для этого уже была приготовлена: француз Филипп, бывший при дворе в 1901-1903 гг., предсказал появление «божьего человека», который придет после него15. Им как раз и оказался Распутин, простой крестьянин, человек из народа, что в глазах императорской четы придавало ему дополнительный вес. Но главная его заслуга, конечно, заключалась в том, что он мог облегчать страдания цесаревича во время его кровоизлияний.
Все это, безусловно, укрепляло веру царицы в старца, который, по ее мнению, был послан ей и монарху самим Богом. Отсюда и ее непоколебимая вера в силу распутинских слов и советов. В переписке с Николаем II она неоднократно упоминала Распутина, зачастую это было связано только с духовной сферой: «Мое милое сокровище, мой любимый, благослови и храни тебя, Господь. Молитвы Гр. охраняют тебя в твоем путешествии, его заботам я предаю тебя», — обращалась она в письме к мужу 6 октября 1909 г.16
Сам же Григорий, по утверждению Софьи Буксгевден, «был слишком осторожным, чтобы самому начинать беседы на политические темы». Беседовал он с императрицей именно на духовные темы, и она с вниманием прислушивалась к словам человека, которого считала «святым»17.
Наставления премьер-министру
В период 1910-1912 гг. Александра Федоровна постоянно болела, выходила в свет лишь на короткое время, а затем была вынуждена неделями не вставать с софы18. В 1911 г. в Ливадии между императрицей и новым премьер-министром В.Н. Коковцовым произошел интересный диалог, приведенный в его мемуарах, который ярко характеризует политическое мировоззрение Александры Федоровны. Она выразила надежду, что Коковцов не вступит на путь «этих ужасных партий, которые только и мечтают о том, чтобы захватить власть или поставить правительство в роль подчиненного их воле»19. Сравнивая себя и своего предшественника П.А. Столыпина, Коковцов ответил, что тот опирался в Думе сначала на октябристов, затем на националистов; сам же он не находится под влиянием какой-либо партии. Императрица сказала, что Коковцов придает слишком большое значение деятельности Столыпина и его личности. «Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять. …Оставайтесь самим собой, не ищите поддержки в политических партиях; они у нас так незначительны. Опирайтесь на доверие государя — Бог Вам поможет. Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить Вам место, и что это — для блага России»20.
Разговор этот состоялся в октябре 1911 г., т.е. спустя два месяца после гибели Столыпина. Как видно из диалога, императрица не придавала особого значения этому государственному деятелю и советовала Коковцову не опираться на его программу и действовать самостоятельно. Такое отношение, видимо, объясняется мистицизмом императрицы и тем, что она по-прежнему считала власть императора самодержавной, а министры воспринимались ею как «слуги Государевы», которые просто исполняют свой долг.
Итак, до Первой мировой войны императрица не пыталась вмешиваться в политическую сферу и таким образом влиять на принятие решений супругом. Мы можем увидеть лишь наличие ее собственного мнения о государственных деятелях и событиях политической жизни страны. Уже в этот период, опираясь на воспоминания современников и переписку, можно выявить характерные черты ее политического мировоззрения. В своем супруге Александра Федоровна видела самодержавного, обладающего неограниченной властью монарха, который не обязан ни перед кем отчитываться и воле которого беспрекословно должны подчиняться министры («царские слуги»). Такие воззрения были близки Николаю II, считавшему себя «Хозяином земли русской», но они были не столь жестки и прямолинейны, как у его супруги, которая наставляла его быть твердым и настойчивым монархом. К тому же круг общения императора был достаточно обширным, в связи с чем он прислушивался к различным мнениям. Но в начале XX века политическая ситуация в стране резко изменилась: революция 1905 г. ускорила появление первого в России законодательного органа — Государственной Думы, которая стала существенным фактором политической жизни страны. Императрица не учла этого, считая Думу незначительным учреждением, которое должно подчиняться монаршей воле, а вместо этого ограничивало ее. Такие воззрения не могли не вызвать конфронтации Александры Федоровны с Государственной Думой, и особенно ярко это противостояние проявилось в годы Первой мировой войны.
1. Покровский М.Н. Предисловие // Переписка Николая и Александры Романовых, 1916-1917 гг. М.-Л., 1927. Т. 5.; Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989; Куликов С.В. Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка (1914-1917). Рязань, 2004.
2. Гайда Ф.А. К вопросу о политическом влиянии императрицы Александры Федоровны // Русский сборник. М., 2016. Т. XVIII. С. 381.
3. Буксгевден С.К. Венценосная мученица. Жизнь и трагедия Александры Федоровны М., 2010. С. 185.
4. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1148. Л. 32.
5. Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 172-173.
6. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1148. Л. 105.
7. Там же. Л. 162.
8. Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 182, 184.
9. Там же.
10. Там же. С. 184.
11. Там же. С. 194.
12. Там же. С. 198.
13. Там же. С. 216-217.
14. Варламов А.Н. Григорий Распутин-Новый. М., 2012. С. 193.
15. Хереш Э. Александра. Трагедия жизни и смерти последней русской царицы. М., 1998. С. 216-217.
16. ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1148. Л. 195.
17. Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 231.
18. Там же. С. 207.
19. Коковцов В.Н. Из моего прошлого. М., 1991. С. 65.
20. Там же. С. 66.
Обсуждение